Цикл "221B Baker St, London, the BrEttish Empire" , история шестая

[Грустная сказочница]

Оригинальное название: Icarus Descending
Автор: GM
пер.: Tairni
Бета: нет
Рейтинг: PG
Размер: миди
Пейринг: Шерлок Холмс, Джон Уотсон
Жанр: Angst, Drama, Missing scene
Отказ: Все права у сэра Артура Конана Дойла
Цикл: 221B Baker St, London, the BrEttish Empire [6]
Фандом: Записки о Шерлоке Холмсе
Аннотация: Холмс продолжает методично заниматься самоуничтожением - и доктор, отчаявшись, обращается за помощью к коллеге. Но стоило ли это делать?
Предупреждения: нет
Статус: Закончен

ПАДЕНИЕ ИКАРА

Глава 1.

***

14 марта 1897 года

В тот день с утра – а оно выдалось холодным и сырым на редкость! - я потратил несколько часов, приводя в порядок свои заметки. Последние несколько месяцев были беспокойными – Холмс оказался вовлеченным в добрый десяток расследований, самым свежим из которых было дело Душителя из Вест-Энда. А результатом – результатом были, как всегда, бессонница, нервное переутомление, плохой аппетит… Вдобавок, он продолжал отравлять себя табаком и – что меня пугало неизмеримо больше! – кокаином. Наркотик давно уже перестал быть панацеей от бездействия или стимулятором, когда дело заходило в тупик – Холмс зависел теперь от той иллюзорной и разрушающей исподволь эйфории, которую давал кокаин.
Здоровье Холмса было источником моей непрестанной тревоги. Вновь и вновь лестью, уговорами, упреками я пытался заставить его нормально питаться и спать ночами – но все мои усилия были тщетны. Я боялся, что крах неизбежен… что по собственной несчастной слабости мой друг лишится тех уникальных интеллектуальных возможностей, которыми он был так щедро наделен. И еще – еще меня терзал неотступный страх, что в конце концов наркотик просто убьет его самого.

Холмс производил впечатление одержимого; невидимые постороннему глазу призраки рвали на части его душу, ломая волю, лишая сил. Все годы нашей дружбы я исподтишка наблюдал за ним, пытаясь понять, что в его прошлом сделало его таким. Более того, несколько раз я даже ездил в Вену на пресловутые конференции, посвященные психоанализу, надеясь, что знания, обретенные там, помогут мне найти ответ. Увы, единственное, что я мог утверждать теперь с полной уверенностью – это то, что Холмс неумолимо и верно сводил себя в могилу. Сознательно или нет – не знаю, но в последнее время он оказался как никогда близок к своей цели.
Как я мог допустить это? Почему я не остановил его раньше? До того, как его рассудок и здоровье оказались на грани?

Опустившись на колени у огня, я поворошил угли в камине; тлеющая зола вспыхнула на миг алым - ослепительно ярко, словно хвост кометы – и рассыпалась пеплом. В этом, определенно, был некий мрачный символизм, подумалось мне.

Последние несколько часов Холмс, облаченный в мышиного цвета халат, провел скорчившись в кресле и глядя в огонь застывшим, лишенным всяческого выражения взглядом. Единственным доказательством того, что он жив, была слабенькая струйка дыма, что вилась над его трубкой.
Я перевел дыхание.
- Холмс…
- Да? – отозвался он после паузы.
- Нужно принимать меры.
- У нас нет работы, Уотсон.

Кочерга, что все еще была у меня в руках, безжалостно вонзилась в самое сердце умирающего огня, искры рассыпались каскадом. Так и не поднявшись с колен, я обернулся к нему, старательно сдерживая раздражение.
- Вы знаете, о чем я.
Холмс по-прежнему смотрел куда-то сквозь меня, вглядываясь в пламя.. А я – я ждал, решив во что бы то ни стало разговорить его.
- Уймитесь, Уотсон. – безнадежно выдохнул он наконец. – Прошлое изменить вам не под силу.
- Пусть так – но мы можем хотя бы попытаться исцелить нанесенные им раны.
- И от этих снов меня избавить у вас вряд ли получится…
Значит его опять мучают кошмары.
- Если вы позволите мне помочь вам, мы попробуем вместе разобраться с ними.
Он вдруг взглянул на меня в упор – и на какой-то миг мне показалось, что мой друг готов поддаться моим уговорам, признав, что нуждается в немедленном лечении. Но увы – секунду спустя он вновь отвел глаза, и по тому, каким непроницаемым сделалось его лицо, я понял, что очередной шанс пропал втуне.
- Ничего нельзя сделать.
Вновь и вновь мы возвращались к одному и тому же, но сегодня вместо привычной жалости эта самоубийственная обреченность вызвала почему-то злость. Демонстративно развернув дневную газету, я размышлял о том, что, буде моему другу действительно до такой степени безразлично собственное благополучие, позаботиться о нем придется мне самому. Единственным вопросом было – как провести Шерлока Холмса человеку, чей интеллект значительно уступал его собственному? Мои аргументы действия не возымели… - возможно, молчание подействует?
Холмс безучастно дымил трубкой, похоже, так и не услышав ни единого произнесенного мной слова. Далеко не сразу я понял, что опять потерпел поражение, и раздражение, злость, отчаяние вновь нахлынули удушливой волной. Холмс опять был под воздействием кокаина – именно это было причиной его глубокой апатии.
Признаюсь, я не мог этого вынести. Почему за свой уникальный дар, оказавший неоценимые услуги обществу, он вынужден был так страшно расплачиваться? Как я мог помочь ему, если только самому Холмсу было под силу расстаться с пагубной привычкой?
- Холмс…
Отчаяние, прозвучавшее в моем голосе, возымело действие. Он обернулся, острый взгляд полоснул меня по самому сердцу.
- Я не нуждаюсь в ваших медицинских консультациях, - голос был таким же ледяным и безучастным. – Будет лучше, если вы не станете вмешиваться.
- Вы что, думаете, что я позволю вам медленно разрушать собственное здоровье?
Я вскочил на ноги, и, не в силах сдерживаться, отошел к камину. Как он мог быть настолько эгоистичным и равнодушным? Разумееется, Холмс прекрасно знал, как много значат для меня его жизнь и благополучие – ведь наши судьбы были надежно переплетены. После всего, через что мы прошли вместе – он всерьез полагал, что я не попытаюсь предотвратить несчастье?
Усилием воли подавив собственную обиду и огорчение, я сделал еще одну попытку.
- Но я обязан помочь вам, Холмс. Если вы не доверяете мне – я позову другого врача.
- А я вам запрещаю это делать! – пренебрежительно фыркнул он.
В тоне его, впрочем, больше было вызова, чем отторжения - и я понял, что моя провокация удалась.
- Если вы отказываетесь от моей помощи, я немедленно привезу к вам любого другого специалиста. Вы в очень плохом состоянии, Холмс… вы на грани срыва, и я не собираюсь сидеть сложа руки!
Он демонстративно отвернулся, глядя в пламя камина.
- Не нужны мне ваши шарлатаны, Уотсон.
- В таком случае, позвольте мне оказать вам помощь!
- Нет.
- Если вы отказываетесь следовать моим советам, тогда, в качестве вашего доктора и вашего друга я обязан…
- Тогда забудьте о том, что вы мой доктор!
- Я не могу об этом забыть! – кажется, голос у меня все-таки сорвался. – Неужели вы не понимаете, что…
Отчаяние охватило меня. Крайне неохотно – но я мог смириться с тем, что он сомневается в моих медицинских познаниях. Но как он посмел сомневаться в моей дружбе?
- В качестве моего друга, вы будете действовать согласно моим пожеланиям, - проговорил он холодно.
И вновь из памяти всплыли картины далекого прошлого… безобразный спектакль, разыгранный им для Кэлвертона Смита. Однако теперь его жизнь действительно была в опасности – и отступать я не собирался, как бы этого его ни злило.
- В качестве вашего друга, - проговорил я едва слышно, -я не могу допустить, чтобы это продолжалось.
Холмс покачал головой.
- Коль скоро вы считаете себя моим другом, поступайте так, как я этого хочу. В противном случае – ничто вас здесь не держит.
У меня сжалось сердце и тугой комок страха подкатился к горлу, мешая дышать.
Ничто не держит?
Единственный раз он предложил нам расстаться – тогда, во время недоброй памяти поездки в Швейцарию. Холмс настаивал, что я должен покинуть его немедленно, чтобы не подвергаться опасности. Тогда я отказался наотрез – впервые за все годы нашего знакомства последнее слово в споре осталось за мной.
Вздумай он сейчас открытым текстом потребовать, чтобы я покинул Бейкер-стрит – я откажусь и не отступлю, какие бы аргументы он ни приводил. Моя совесть, моя преданность этому человеку требует от меня единственного – оставаться с ним рядом…
И тем не менее… тем не менее, ужас охватил меня, а его слова причинили едва ли не физическую боль. Кто из нас был ему нужнее, кто из нас был ему дороже – кокаин или я?
Когда наконец у меня хватило мужества заговорить, собственный голос показался мне чужим.
- Вы имеете в виду, что мне следует переехать?.
- Нет,- прошептал он, - и в дрогнувшем его голосе был отзвук того самого страха, что терзал сейчас меня.
Одно это короткое слово вернуло мне способность дышать. Итак, Рубикон перейден… и что бы ни произошло теперь, я останусь рядом с ним. Вдвоем нам многое под силу. Мы справимся с чем угодно – включая его болезнь.
-Н ичего. Нельзя. Сделать, - повторил он безучастно. Эту фразу мне приходилось слышать уже несчетное количество раз, но сегодня я не настроен был мириться с этой безнадежной летаргической обреченностью.
- Если я в качестве врача вас не устраиваю, мы немедленно обратимся за консультацией к другому специалисту, – убедившись, что он на улицу он меня не вышвырнет в любом случае, я решил идти напролом.
-Я не собираюсь ни к кому обращаться.
- В таком случае, собирайте вещи. Вам надо отдохнуть, - я сам не понимал, откуда взялся этот резкий безапелляционный тон, мне абсолютно не свойственный. – Мы сегодня же уезжаем из Лондона.
- Это ничего не изменит
- И тем не менее мы уезжаем.
Даже не обернувшись в мою сторону, Холмс молча поднялся со стула, пересек гостиную – и достал из верхнего ящика письменного стола зеленый сафьяновый футляр.
…Исчерпывающий в своей полноте и выразительности ответ…
Я не мог больше этого выносить. Не было никаких сомнений в том, что эта партия осталась за ним. Холмс не располагал ни выносливостью, ни терпением, присущими мне – но у него было куда более верное и безжалостное оружие – его потрясающая бессердечность.
Я вынужден был отступить – но сдаваться не собирался, а потому отправил телеграмму старому университетскому приятелю, попросив снять на мое имя коттедж в Корнуолле. Хочет Холмс того или нет, я все равно увезу его из города. Вдали от привычной обстановки, он не будет противиться моим попыткам помочь ему – так, по крайней мере, я полагал.
Никогда еще я не чувствовал себя настолько опустошенным. Я не смог уберечь своего друга, не смог защитить его от него самого. Кто я такой, в самом деле? Обычный врач с ограниченным опытом – мне следовало давным-давно обратиться за консультацией к кому-нибудь с более высокой квалификацией. Впрочем, Холмс никогда бы не потерпел постороннего вмешательства. Но сейчас – сейчас уже просто нет выбора…
Отчаяние подтолкнуло меня к действиям в равной степени решительным и необдуманным. Я поехал к доктору Муру Эгеру с Харли-стрит, широко известному специалисту по нервным расстройствам, который считался лучшим в своей отрасли. Услуги его стоили недешево, да и высокомерен он был невыносимо, но сейчас ни деньги, ни самолюбие не имели для меня значения.
Это был невысокий худощавый человек со щеголеватой бородкой и моноклем в золотой оправе – последний, впрочем, был чистейшей воды данью моде, поскольку владелец ни разу не воспользовался им. Не вдаваясь в подробности, я описал ситуацию, упомянув о нежелании Холмса прибегать к посторонней помощи.
К моему удивлению, Эгер согласился навестить нас следующим утром Энтузиазм, проявленный им при известии о том, что в его услугах нуждается «сам великий мистер Холмс», заставил меня поморщиться – но выбирать не приходилось. Коль скоро этот человек действительно лучший – Холмса должен консультировать именно он.
Я осторожно предупредил Эгера, что Холмс несколько не в себе, на что доктор ответил, что ему и раньше приходилось сталкиваться с подобными случаями. Кроме того, он заявил, что читал все мои рассказы – и знает, чего ожидать. Не могу сказать, чтобы эти заверения успокоили меня – дом на Харли-стрит я покинул с тяжелым сердцем.
***
Весь день и большую часть вечера я провел, бесцельно слоняясь по городу, плохо понимая, куда и зачем иду.
Мы были друзьями… мы были больше чем друзьями, нас было двое в созданном нами же замкнутом мирке. Да, у меня было несколько приятелей в клубе. Да, Холмс был знаком с двумя-тремя людьми, разделявшими его увлечение наукой – но общение их ограничивалось редкой перепиской. Его отношения с Майкрофтом тоже весьма затруднительно было назвать близкими, что же до меня – то моя привязанность к Холмсу и сравниться не могла с привязанностью, которую я испытывал к собственному покойному брату. Невозможно было даже на миг представить, что я могу оказаться вдали от Бейкер-стрит, вдали от единственного дорогого мне человека.
Разумеется, я никогда не покину его по доброй воле – каким бы невыносимым, резким и упрямым он ни был. Не покину - пусть даже я не в силах излечить Холмса от тяги к наркотику (в последнее время я все чаще склонялся к мысли, что кокаинисткой была его мать – и, возможно, умерла она от передозировки наркотика, случайной или преднамеренной). Если – Боже упаси нас от этого! – осуществиться то, чего я боялся больше всего и кокаин в конце концов убьет моего друга – он умрет у меня на руках.
…Возможно ли, что он переменит свое решение и потребует-таки, чтобы я переехал? Едва ли. Где-то в глубине моей души жила твердая уверенность в том, что, какой бы глубокой не была сейчас зависимость Холмс от кокаина, он никогда не позволит наркотику разрушить нашу дружбу. Он нуждался во мне – нуждался в моей помощи и поддержке, хотя ни разу и не признал этого вслух.
Что мне делать, если Холмс откажется принять помощь Эгера? .. Как это – «что»? Я буду продолжать заботиться о нем в меру своих скромных возможностей – потому что не могу позволить моему другу свести себя в могилу.
***
Я нарочно вернулся на Бейкер-стрит поздно вечером – неизбежное объяснение в мои планы не входило, тем паче, если он все еще под влиянием ненавистной отравы.
Но нет - Холмс спал на диване в гостиной, больше напоминая жалкую тряпичную куклу, нежели живого человека. Осторожно обойдя разбросанные по полу газеты, я подошел ближе и некоторое время безмолвно наблюдал за ним. Похоже, действие кокаина в этот раз длилось не долго…
В какой-то момент я уже решил было просто выбросить запасы наркотика, но тут же понял, как по-детски будет выглядеть этот поступок. Холмс просто купит еще - и скандала не миновать. Ко всему прочему, мне предстояло объясняться с миссис Хадсон – комната больше напоминала крысиную нору, чем человеческое жилье.
Нет, единственный способ противостоять Холмсу – сохранять хладнокровие. Перемудрить его мне в любом случае не удастся, так что остается попробовать переупрямить. В коротких случайных стычках последнее слово оставалось за ним, но в затяжном противостоянии свойственные мне терпение, решительность и упрямство сыграют не последнюю роль.
Несколько успокоенный этой мыслью, я поудобнее устроил спящего Холмса на диване и укрыл его пледом. Дежа вю… незабываемый день его «воскресения». У меня просто не укладывалось у голове, как все могло настолько измениться. Проклятый кокаин подчинил себе не только Холмса – он управлял нашими судьбами…
Расстроенный, я с тяжелым сердцем поднялся к себе.



Глава 2.

***
Ночь выдалась беспокойная. Я не находил себе места и боялся заснуть, опасаясь, что моя помощь может понадобиться в любую минуту. Иногда под влиянием наркотика Холмса мучили кошмары – внушающие ужас обрывочные видения из прошлого и мрачные предвестники будущего. В таких случаях я оставался рядом с ним до рассвета.Однако этой ночью сон его был спокоен, а под утро, когда я наконец позволил себе задремать, меня разбудил звук неуверенных шагов – мой друг бродил по комнате, явно не находя себе места. Осознание того, что очередная стычка неминуема, заставило мое сердце сжаться.
Когда я спустился в гостиную, воздух в ней был сизым от едкого табачного дыма.Холмс скорчился в кресле у едва тлеющего камина. Выглядел он ужасно – без кровинки в лице, безучастный, с отсутствующим тусклым взглядом. Глаза обметали темные, едва не черные круги, волосы были взлохмачены. Как и всегда в подобных случаях, он был облачен в мышиного цвета халат и зябко кутался в плед.
Миссис Хадсон по какому-то наитию, свойственному квартирным хозяйкам, завтрак не подала, только кофе. Признаюсь, я предпочел бы что-нибудь покрепче, но прибегать к искусственным стимуляторам не хотелось – Холмс успешно справлялся с этим за двоих, а кому-то из нас необходимо было оставаться в здравом уме и трезвой памяти.
Холмс, которого я, входя, сдержанно приветствовал, казалось, даже не заметил моего поялвения. Сафьяновый футляр он, против обыкновения, оставил на виду.
Допив кофе, я перебрался к окну и теперь бесцельно вглядывался в серую утреннюю морось, так хорошо отражавшую настроение последних дней. Я вспоминал доктора Джекила и мистера Хайда; в случае Холмса контраст не был столь разителен, но определенное - и пугающее! - сходство с ситуацией, описанной в рассказе Стивенсона несомненно присутствовало. Блестящий сыщик – и старательно загнанные куда-то в неизмеримую глубину души демоны прошлого, сейчас прорвавшиеся наружу и приведшие моего друга в столь плачевное состояние, вынуждая искать забвения в наркотике.
По его поведению я понял, что сегодня шприц уже побывал у него в руках – то ли он таким образом пытался придать себе храбрости перед неизбежным столкновением со мной, то ли иллюзорная эйфория, вызванная наркотиком, должна была сыграть роль маяка в обступающей его тьме, «когда силы зла властвуют безраздельно» - кажется, именно этим словами напутствовал он некогда меня перед поездкой в Баскервиль-холл. Этим утром я всерьез задумался над тем, в состоянии ли лучший детектив Европы и скромный лондонский врач противостоять силам тьмы, таящимся в человеческой душе.
- Уотсон, - в глухом голосе явственно прозвучало раздражение. – Вы вызвали сюда врача по фамилии Эгер.
Толко теперь я заметил лежащую около сафьянового футляра телеграмму и едва смог сдержать улыбку. Что ж, по крайней мере он еще в состоянии делать выводы… а мое молчание вынудило его начать разговор. Это уже хорошо.
- Это доктор с Харли-стрит.
- Шарлатан!
Не поддаваясь на провокацию, я молча занялся сигарой.
- Да что ваш доктор с Харли-стрит может обо мне знать! – фыркнул он со всем презрением, на которое был способен.
- Немало, я полагаю.
Показалось мне – или я действительно расслышал сдавленный смешок?
- И когда ваш Эгер придет?
- Примерно через полчаса.
- Без толку… - подобной смеси горечи, обреченности, вызова и тоски мне в его голосе слышать доселе не приходилось.
Я боялся, что будет хуже. Он мог просто уйти. Мог запереться у себя в комнате, отказавшись встречаться с Эгером. Мог… - но нет, это выглядело бы жалко, а Холмс не мог допустить подобного.
Он мог вышвырнуть мои вещи и меня самого на улицу – вот уж повод для пересудов получили бы местные сплетницы! – но подобный образ действий не был ему свойственен. Он мог просто потребовать, чтобы я ушел, навсегда исчезнув из этого дома и из его жизни – и я был благодарен, что он не сделал этого, потому что для меня это равносильно было бы смерти.
Холмс был способен на многое… - но то, что чрезвычайных мер до сих пор не последовало, несколько обнадеживало. Возможно, в глубине души он признавал, что помощь ему действительно необходима – но был слишком горд для того, чтобы попросить о ней.
Думаю, его бы позабавил тот факт, что предстоящий визит Эгера меня тоже вовсе не радовал. Я знал, насколько дорожит мой друг своим уединением. Впустить постороннего в наш замкнутый мирок – да еще позволить ему проникнуть в самую седцевину его – это казалось поистине бессмыслицей. Но другого выхода не было. Хотя, скажу честно, я расчитывал, что сама моя угроза привести к нам в дом врача заставит его пересмотреть свое поведение. Возможно, он полагал что я блефую? В таком случае, вынужден признать, что он меня недооценивал…
Холмс удобнее устроился в кресле и принялся трубкой выбивать ему одному ведомый ритм на поручне, мрачнея на глазах.
- Вы останетесь? – тон его был требователен и тревожен одновременно. Конечно же, он хотел, чтобы я остался – но просить об этом не стал бы никогда.
- Я собирался остаться, да. Но если вы хотите, чтобы я ушел…
- Нет! Ни в коем случае! –вскинулся он. – Это была ВАША идея, доктор. Разумеется же, вы имеет право остаться и полюбоваться на результат своих усилий…
За все время нашего разговора Холмс ни разу не взглянул на меня. Вот и теперь, откинувшись на спинку кресла, он всецело погрузился в созерцание потолка.
- Я не думаю, что будет чем любоваться, - ответил я хмуро.
Он фыркнул - насмешливо, но вовсе не враждебно. Было ли это свидетельством того, что не все потеряно?
Звякнул дверной колокольчик.
Я вскочил, едва сдерживая волнение и только сейчас вспомнив о чашке с давно остывшим кофе в руках. Осторожно пристроив ее среди бумаг на столе, я открыл дверь – лишь для того, чтобы принять у вошедшего Эгера пальто, шляпу и трость, переданные мне жестом невыносимо высокомерным. Весь он – смуглый, с густой черной бородой, безукоризненно одетый – казался воплощенной надменностью. Едва оказавшись в комнате, он уставился намоего друга, пронзая его пристальным изучающим взглядом.
- Мистер Холмс…
Мой друг не ответил. Он по-прежнему сидел в кресле, по-турецки скрестив ноги, непроницаемый, словно буддистский монах. Единственным, чего удостоился Эгер, был едва заметный кивок головой – гость тут же почувствовал себя уверенней и уселся на мое привычное место напротив.
- Я думаю, можно обойтись без долгих предисловий, мистер Холмс. Мне одного взгляда хватило, чтобы узнать вас – и я с очень рад нашему знакомству. Среди моих пациентов были люди очень известные – и рад, что вы теперь в их числе – самодовольство в его голосе сделало бы честь самому Холмсу в его лучшие дни.
Я был потрясен. Сложно было определить, кто их них более высокомерен, более холоден и надменен – Холмс или Эгер. Уложив врученные мне еще в дверях вещи гостя на диван, я остановился за спинкой кресла моего друга.
- Вам незачем здесь оставаться, Уотсон, - бросил Эгер небрежно.
То, что меня пытались выдворить вон, как обычную прислугу – это одно. Но то, что происходило это именно сейчас, когда здоровье моего друга было в опасности – это переходило все границы. Я заметил, что Холмса от подобного отношения передернуло – и его молчаливая поддержка придала мне уверенности.
- Мистер Холмс - мой пациент, - происходящее все еще не укладывалось у меня в голове. – Разумеется, я никуда не уйду.
- Теперь он – МОЙ пациент, - бросил Эгер, не снизойдя даже до того, чтобы взглянуть на меня. – В вашем присутствии нет необходимости.
Холмс выпрямился в своем кресле, лицо его оставалось непроницаемым, как лик каменной статуи
- Мистер Холмс, насколько я могу судить, в вашем случае речь идет о переутомлении.., да, именно такой вывод я делаю из замеченных мной симптомов… - то, что эти симптомы были сообщены ему мной днем раньше, разумеется же, упомянуто не было.
- Какая проницательность.
Это были первые слова произнесенные Холмса за все время пребывания Эгера в гостиной. Ледяного тона, которым они были произнесены, гость не заметил.
- Вашими нервами я займусь, мистер Холмс. Разумеется, срыв недивителен – мне прекрасно известно, что такое для человека талантливого суметь выжить в этом убогом мире.
- Кокаин, стало быть, не при чем? – поинтересовался Холмс иронически
Эгер лишь отмахнулся -разумеется,наркотик был не причем – дань моде, не более. Он и сам несколько раз прибегал к опиуму – без всяких разрушительных последствий.
Холмс удивленно поднял брови и обернулся ко мне. Я не выдержал.
- Как вы можете утверждать, что кокаин…
- Вы не химик.
- Вы тоже!
Холмс сдавленно расмеялся – разумеется же, над нами обоими. Я не понимал, как он может веселиться, когда речь шла о его собственном здоровье и благополучии.
Я понял, что Эгеру до Холмса дела нет и не было. Что сиятельный доктор озабочен исключительно собственной репутацией, а пациент в этой комнате интересует меня одного. Идея пригласить сюда медицинское светило была глупостью несусветной – и Холмс имел полное право высмеиваться меня.
Эгер наконец-то удостоил меня взгляда искоса.
- Уотсон, это частная консультация. Ваше мнение не имеет к делу ни малейшего отношения.
Подобная наглость заставила меня задохнуться.
- Да как вы…
- Вы меня для пререканий позвали? Оставьте нас, доктор. Вы мешаете мне работать, вмешиваясь в то, что не входит в вашу компетенцию.
Неожиданно Холмс рывком поднялся, отбросив плед, в который до тех пор зябко кутался. Скрестив руки за спиной он подошел к камину и, остановившись у огня, обернулся к Эгеру. Глаза у него нехорошо блеснули.
- Уотсон останется, - проговорил он не терпящим возражений тоном.
На этот раз у Эгера хватило сообразительности уступить.
- Прежде всего меня интересует ваше здоровье, мистер Холмс. Вам действительно следовало позвать меня раньше, - добавил он. – Как вы могли тянуть с этим так долго, Уостон? Вы, в конце концов, всего лишь обычный врач с ограниченной квалификацией…
Его грубость задела меня, но, увы, в его словах была доля истины. Я действительно потратил непростительно много времени впустую… и я действительно был всего лишь военным хирургом в отставке. Опрометчиво решив, что знаю Холмса как никто другой, я потерпел поражение, подставив этим под удар своего единственного друга.
- Доктор Уотсон куда более квалифицированный врач, чем вам кажется… - обронил Холмс едко.
- Простите меня, мистер Холмс, но не вам об этом судить, - вскинулся Эгер.
- Ну знаете! – вскричал я, не в силах больше сдерживаться. – Ваше поведение по отношению к мистеру Холмсу возмутительно! Вы говорите о нем так, словно его рядом нет, вы отрицаете, что наркотик действительно повлиял на его здоровье, и это влияние…
- Я специалист, Уотсон, - прошипел Эгер. – Я специалист, и в вашем одобрении своих методов работы не нуждаюсь! Человек с расстроенными нервами – все равно что ребенок. И мне платят за то, чтобы я этого ребенка лечил! – он обернулся к Холмсу, который пристально наблюдал за ним потемневшими, сузившимися глазами.
- Я настаиваю на длительном и серьезном лечении, мистер Холмс. Моя лечебница в Уэльсе…
- Я не собираюсь ехать ни в какую лечебницу! – огрызнулся Холмс.
- Смена обстановки – первый шаг на пути к выздоровлению, - настаивал Эгер.
Надо же, хоть в чем-то наши с ним предписания сходятся…
- Мистер Холмс не нуждается в услугах вашей клиники, - решительно вмешался я.
- Не вмешивайтесь, Уотсон! Ваше невежество итак дорого обошлось мистеру Холмсу! Посмотрите только, до какого состояния вы его довели!..
- Достаточно! – рявкнул Холмс так, что оконное стекло отозвалось жалобным звоном.
Оба мы – и Эгер, и я – обернулись к моему другу.
- Уходите, доктор Эгер. – непререкаемым тоном скомандовал Холмс. - Мы не нуждаемся больше в ваших услугах.
Эгер покраснел от гнева… взглянул на Холмса… на меня… снова на Холмса…
- Счет я вам пришлю, - процедил он сквозь зубы.
Он бормотал вполголоса еще что-то, пока я выпроваживал его.
После того, как за нашим незадачливым визитером закрылась дверь, я какое-то время оставался в передней, пытаясь собраться с мыслями. А потом, не в силах сейчас встретиться взглядом с Холмсом, взял пальто, шляпу и трость и отправился куда глаза глядят. Это был провал. Окончательный и бесповоротный.
Несколько часов я слонялся неприветливыми мокрыми лондонскими улицами – в последнее время подобыне прогулки начали входить у меня в привычку. Скоро стемнело, а я все еще бродил под дождем, плохо сознавая, где нахожусь и куда иду. Помню, меня остановил полицейский, которому мое поведение и внешний вид, должно быть, показались подозрительными. Только тогда я понял, что на улице ливень, а я без зонта.
Итак, я возвращался на Бейкер-стрит, медленно и неохотно, так и не решив, что же делать теперь, в сложившейся не без мого участия ситуации. Все мои начинания заканчивались провалом, однако я понимал, что Холмса необходимо избавить от его пристратия к наркотику.
Вновь и вновь я пытался понять, что же толкает Холмса на подобное безумство. С каждым годом нашей дружбы его зависимость от наркотика крепла, а поведение становилось все более непредсказуемым. В какой-то момент мне начало казаться, что моя поддержка помогает ему взять себя в руки… но потом был Рейхенбах и долгие три года моего одиночества и его путешествий по миру. Когда же Холмс наконец вернулся – я обнаружил, что кокаин полностью подчинил его себе. Все мои уговоры и упреки пропадали втуне. Более того, наркотик начал сказываться на его умственных способностях
И все равно я останусь с ним рядом, что бы там ни было. Я вновь и вновь буду пытаться убедить его – хотя едва ли могу представить себе, в каком настроении будет он теперь, после злосчастного визита на Бейкер-стрит доктора Эгера.
Последний, к слову, кое в чем был прав – как бы ни было больно это признавать, но я действительно потерпел поражение в своих попытках помочь Холмсу. Все мои настойчивые уговоры и попытки убедить его были тщетны. Исцелить его было мне не под силу.
Единственное, что я мог сказать в свою защиту – это то, что заставить Холмс делать то, что пришлось ему не по душе, было невозможно в принципе. Он был не только гениален – он был еще и упрям. Что-то в глубине души подсказывало мне, что я действую правильно, и, возможно, мое терпение будет еще вознаграждено – тогда как открытая конфронтация вызвала бы лишь враждебность.
…Щемящее чувство охватило меня при виде освещенных окон гостиной дома 221б на Бейкер-стрит – того самого дома, с которым связаны были столько греющих душу воспоминаний. Что-то теплое шевельнулось внутри – заставив на миг отступить снедающие мрачные предчувствия и тоску.
Я не знал, какой прием меня ожидает – потому с трепетом перешагнул знакомый порог. Что бы ни произошло, что бы ни…
…Камин пылал, и уютно потрескивали дрова. Только сейчас я понял вдруг, что меня колотит озноб – нервное напряжение наконец-то дало себя знать, К тому же, проведя долгие часы под проливным дождем, я вымок до нитки.
Мрачное лицо сидящего в кресле у камина Холмса просветлело, едва он завидел меня на пороге.
- Уотсон! Наконец-то! Ну и время вы выбрали для прогулок, да еще и без зонта…На кого вы только похожи! К камину, немедленно к камину!
Неприкрытая тревога и сочувствие в его голосе настолько ошеломили меня, что я безропотно позволил стащить с себя пальто, сейчас больше всего напоминающее жалкую раскисшую тряпку. Меня усадили в кресло, едва не вплотную придвинутое к огню, в руке у меня непонятным образом оказался полный бокал подогретого виски, а на плечах – любимый халат Холмса, который тот принес из своей комнаты. Сам он, убедившись, что я начинаю приходить в себя, немедленно перебрался к камину и принялся набивать трубку.
Зеленого сафьянового несессера не было и в помине; судя по всему, к страшному средству, помещавшемуся в нем, сегодня не прибегали. Мой друг по-прежнему выглядел бледным и измученным, но что-то в его лице неуловимо переменилось, напоминая того, прежнего, стремительного и энергичного Холмса. И тут…
И тут я увидел их. Два дорожных чемодана, стоящие у двери.
У страха глаза велики - сперва я решил было, что Холмс действительно пришел к выводу, что нам пора разъехаться и собственноручно упаковал мои вещи.. Спустя мгновение удушливого страха я понял свою ошибку. Это были ЕГО чемоданы. Уезжать собрался ОН.
- Я все-таки решил покинуть на время Лондон… - пояснил Холмс неловко, перехватив мой потрясенный взгляд.
- Эгер..?
- Ну что вы Уотсон, при чем здесь Эгер?! Не хватало еще связываться с этим шарлатаном… - достав из кармана халата смятый листок бумаги, он взмахнул им – словно выбрасывая белый флаг. – Пока вы… дышали свежим воздухом… - (быстрый невыносимо-виноватый взгляд искоса) - … так вот, пока вы дышали свежим воздухом, пришла телеграмма из Корнуолла. Вы ведь сняли коттедж около бухты Полду? Мы еще можем успеть на утренний поезд…
Что-то было в его тоне… что-то, отчего камень упал у меня с души.
В следующую секунду телеграмма была небрежно брошена на пол, а он опять оказался у камина. Тонкие нервные пальцы потянулись было к трубке, замерли на миг…
- Вы… Вы поедете со мной, Уотсон? – как бы ни прятал он лицо, не желая, чтобы я понял, что творится у него в душе, голос все-таки сорвался.
- Конечно. Конечно поеду, Холмс.
Он оглянулся-таки… нет, скорее, бросил короткий взгляд через плечо; чуть дрогнули уголки губ – тень привычной язвительной усмешки.
- Я целиком в вашем распоряжении, доктор.
Это была мольба о прощении– странная, трогательно-неловкая … единственно приемлемая для этого странного человека форма извинения. Впрочем, я принял правила этой игры много лет назад и давно уже научился читать то, что скрывалось за эксцентричными выходками и язвительными замечаниями.
Чем бы не руководствовался Холмс в своем внезапном решении, главным было то, что у нас появился крохотный шанс вытащить его из этой страшной пропасти.
И все же… Чем он руководствовался? Понимал ли он сам, что нуждается в лечении? Или всего лишь сжалился надо мной, уступив моим настойчивым требованиям?
В любом случае, я не отступлюсь – и сумею заставить его понять, как дорого может обойтись ему его собственное безрассудство…Я буду рядом – моя поддержка необходима сейчас этому гордецу как никогда, хотя он скорее умрет, чем признается в этом.
- Отдых пойдет вам на пользу, - я мог собой гордиться – голос не дрогнул.
- Коль скоро так решил лучший специалист Лондона – так и быть, поверю на слово…
Тон его мог бы показаться насмешливо-пренебрежительным – если бы не грустный, исполненный бесконечной теплоты взгляд, которым сопровождался этот комментарий. Я понял – он доверяет мне. И я оправдаю это доверие, во что бы то ни стало, какими бы трудными ни были предстоящие испытания.

@темы: Шерлок Холмс, перевод, Джон Уотсон, 221B Baker St, London, the BrEttish Empire