Автор: GM
пер.: Tairni
Бета: нет
Рейтинг: G
Размер: мини
Пейринг: Шерлок Холмс, Джон Уотсон
Жанр: Drama
Отказ: Все права у сэра Артура Конана Дойла
Цикл: 221B Baker St, London, the BrEttish Empire [8]
Фандом: Записки о Шерлоке Холмсе
Аннотация: Сиквелл к "Трем Гарридебам"
Комментарии: Текст переведен в подарок Sherlock
Предупреждения: нет
Статус: Закончен
ВОПРОС ПРИОРИТЕТОВ
читать дальше***
27 июня 1902 года
Несколько часов назад я вернулся домой из госпиталя. Пребывание там в качестве пациента - для врача поистине кошмарный опыт. Ощущение собственной беспомощности удручающее – и никогда еще наша гостиная на Бейкер-стрит не казалась мне настолько желанной и уютной.
Рана, которой завершилась наша вчерашняя стычка с Эвансом, оказалась неопасной – но болезненной она-таки была. К несчастью, пуля прошила мне ногу рядом со старым армейским ранением, полученным еще в 1878. Холмс настоял на том, чтобы ночь я провел в госпитале – и соизволил вызволить меня оттуда только сегодня утром, без особого энтузиазма, надо сказать. Честно говоря, я вообще не понял, зачем ему понадобилось отправлять меня в лечебницу, если Бейкер-стрит была совсем рядом со злополучным домом… Где-то в глубине сознания у меня мелькнула мысль, что настойчивость моего друга была лишь проявлением несвойственной ему растерянности и паники – и это предположение немало меня позабавило.
Я отказался от лауданума и других болеутоляющих средств – армейский опыт давал достаточно примеров неблагоприятного воздействия наркотиков, поэтому прибегать к ним без крайней на то нужды не хотелось.
Весь день сегодня я тщетно пытался заняться отчетом о деле трех Гарридебов – но задача оказалась непосильной. Во-первых, лежа писать, как выяснилось, я не умею. Во-вторых, боль была весьма ощутимой. А в-третьих…
В-третьих – рядом был Холмс. И оный Холмс старательно мешал мне сосредоточиться.
Пребывал он, надо сказать, в весьма странном настроении. Все началось с того, что меня усиленно и небезуспешно пытались разговорить – на самые неожиданные темы. Потом он потребовал, чтобы я прослушал несколько вещей Моцарта в его исполнении. Затем разговор продолжился… - а под вечер я не смог сдержать стон, неловко повернувшись на своем диване.
- Уотсон, вам необходимо принять что-нибудь… - он решительно поднялся, отложив скрипку. – И не вздумайте спорить…
Спорить у меня сил не было – поэтому я хмуро наблюдал за тем, как он достает морфий и все необходимое для инъекции. Вынужден признать, что со шприцом он управлялся вполне профессионально – ни в чем не уступая мне самому. Я не удержался от едкой ремарки по этому поводу - но ответом мне была добродушная усмешка.
- Был, знаете ли, шанс набить руку, - фыркнул он, и я в который раз возблагодарил Небо за то, что мой друг сумел отказаться от своей пагубной страсти к кокаину.
30 июня 1902.
Нет, это решительно невыносимо! Те самые забота и участие Холмса, на отсутствие которых я так часто сетовал, теперь просто сводят меня с ума! Он следит за каждым моим движением, все мои прихоти исполняются в мгновение ока… - это странное отношение окончательно убедило меня в том, что он считает себя виноватым в происшедшем. Несколько раз я пытался поговорить с ним, объяснив, что я должен пенять лишь на собственную нерасторопность – но он неимоверно упрям. Кому как ни мне знать, что переубедить этого человека невозможно – если он сам того не пожелает. А именно этого он и не желает, похоже…
01 июля 1902.
Я по-прежнему чувствую себя неважно – но это не мешает наслаждаться сполна тем непривычным покоем, что воцарился у нас на Бейкер-стрит. Я провожу дни за чтением или разбираю собственные заметки, а Холмс с головой погрузился в очередную монографию, посвященную искусству грима. Свои изыскания по этому поводу он немедленно воплощает на практике – и требует, чтобы я оценил результаты его творческих усилий. Его ровное расположение духа неимоверно радует меня – нет и намека на ту хандру, которой он предавался прежде, когда в делах наставало затишье. Не то чтобы я боялся, что Холмс вернется к своему пагубному пристрастию к кокаину – он сумел отказаться от этой отравы раз и навсегда. Но все же душевное благополучие моего друга по-прежнему является для меня поводом для неусыпной тревоги.
За последние несколько лет, надо сказать, его характер значительно изменился. Никогда еще мне не приходилось видеть Холмса настолько спокойным, сдержанным и… мягким, что ли? Неужели этот невозможный человек наконец-то повзрослел? Впрочем, не посерьезнеет он никогда – лишним доказательством этого было его сегодняшнее явление домой в облике отвратительного нищего попрошайки. Каюсь, зрелище разгневанной миссис Хадсон, выгоняющей его веником, меня позабавило… - чего не скажешь о самой достойной леди, которой очередная выходка неугомонного квартиранта вовсе не показалась остроумной..
И все же… мне кажется, в последнее время Холмс начал отказывать в помощи обратившимся к нему. С момента моего возвращения порог гостиной не переступил ни один человек, хотя дверной колокольчик не умолкает и до меня то и дело долетают обрывки каких-то загадочных переговоров, ведущихся на лестнице. Когда я отважился потребовать пояснений у самого Холмса, он в обычной своей лаконичной манере заявил, что ни о каких клиентах речь не идет и говорить здесь не о чем. Миссис Хадсон, к которой я, отчаявшись что-либо выведать у самого детектива, обратился с расспросами, тоже оказалась немногословной – так что ситуация начинала напоминать какой-то заговор молчания! В конце концов, не выдержав, я напрямую спросил у Холмса, действительно ли он выпроваживает клиентов из-за моего несчастного ранения. Весьма уклончиво (чтобы не сказать «смущенно») мне заявили нечто наподобие того, что «нам обоим давно следовало отдохнуть».
Все чаще и чаще я ловлю себя на мысли о том, что стычка с Эвансом обошлась нам обоим куда дороже, нежели могло показаться на первый взгляд. Холмс явно растравляет себе душу, считая, что виноват передо мной – а вчера вообще полушутя заявил, что собирается бросить все дела в Лондоне и перебраться куда-нибудь в деревню. Я, разумеется, поспешил заметить, что больше двух недель он там не выдержит – и сбежит обратно, но слова эти неимоверно меня встревожили.
6 июля 1902.
Мне наконец удалось завершить отчет о деле Эванса! Холмс на этот раз проявил к моим заметкам небывалый интерес. Сначала подобное внимание меня даже радовало, но потом заставило насторожиться. Годы нашей дружбы не прошли даром – я понял, что ничего случайного в жизни этого человека не бывает, а понять, что им движет на этот раз, мне пока не под силу.
Более того, мне милостиво разрешили передать очередную пачку рукописей литературному агенту. И – вещь совсем уж неслыханная! – разрешение это было собственной инициативой Холмса! Несколько часов мы занимались тем, что перебирали мои заметки, которых за последние восемь лет накопилось немало – и мне не пришлось услышать ни единого критического замечания в адрес того, что он прежде презрительно именовал «занимательными историями».
Что происходит в этом доме?!..
10 июля 1902.
Целое утро сегодня Холмс метался по квартире, переставлял с места на место пробирки и колбы, то и дело хватался за скрипку и, проиграв несколько тактов, вновь бросал ее в футляр. В конце концов, он снял пейзаж, висевший на стене – и занялся стрельбой, украшая новыми завитушками тот самый вензель 'VR'. Симптомы были мне слишком хорошо знакомы, увы.
- Вам необходимо дело, - заявил я без обиняков. – Хватит уже предаваться затворничеству из-за меня.
Впервые он не отрицал, что отказывался от предлагаемых ему расследований. Осмелев, я решился все-таки спросить, действительно ли он чувствует себя виноватым из-за недавних событий.
- Я ошибся в расчетах, - проговорил он после паузы. – Я ошибся – а заплатить за мою ошибку пришлось вам. С меня довольно подобных неприятностей, Уотсон. Я, знаете ли, слишком привык к тому, что вы рядом.
Эта неожиданная сентиментальность глубоко тронула меня, но и встревожила тоже.
- Вы предупреждали меня об опасности. И я согласился помогать вам, будучи вполне в здравом уме и в твердой памяти, - ответил я со всей возможной уверенностью. – Вы не должны винить себя в моих собственных промахах!
Мне вспомнился в высшей степени безрассудный эксперимент с корнем дьяволовой ноги, который Холмс затеял несколько лет назад на побережье Корнуолла. Кажется, подобный разговор состоялся еще тогда – и все было сказано. И все же мне пришлось еще раз напомнить своему другу, что я по-прежнему являюсь его ассистентом и вовсе не против разделить с ним риск, который являлся неотъемлемой частью любого расследования.
Холмс поспешил закрыть тему, заявив, что впредь будет браться за любое дело, буде оно покажется ему достойным затраченного на него времени. Пейзаж вернулся на свое законное место – а я все никак не мог осознать тот потрясающий факт, что впервые за время нашего знакомства последнее слово осталось за мной…
11 июля 1902.
Да, Холмс-таки изменился… Подумать только, сегодня мне удалось вытащить его из дома! Просто так, без всякой определенной цели – подышать воздухом. Мы неторопливо прошлись вниз по Бейкер-стрит в сгущающихся теплых сумерках – и я подивился тому, какое поистине необъяснимое удовольствие доставила мне эта маленькая прогулка. Воистину, только перед лицом опасности начинаешь ценить то, что имеешь…
Когда мы вернулись, моего друга уже ожидало только что доставленное письмо. Самого что ни на есть официального вида конверт позволял предположить, что нас вновь почтил своим вниманием Майкрофт Холмс. Я не стал навязываться с расспросами – а мой друг не снизошел до объяснений, отправившись вместо того на встречу со старшим братом. Встреча эта, кстати, затянулась – я уснул на диване в гостиной, так и не дождавшись возвращения детектива.
18 июля 1902
Мы возвращались с прогулки и уже были у самых дверей, когда Холмс вспомнил вдруг, что забыл зайти в табачную лавку. Я же, превозмогая усилившуюся боль в ноге, медленно поднялся в гостиную и попросил миссис Хадсон принести чай.
Просьба моя был выполнена – но вместе с чаем прибыл и посетитель. К моему вящему удивлению оказалось, что это Майкрофт Холмс собственной персоной!
Какое-то время нам удавалось поддерживать легкую беседу ни о чем – этому крайне способствовал превосходный чай, свежие лепешки и джем. Хотя отношения между мной и старшим братом моего детектива значительно переменились к лучшему по сравнению с недоброй памяти 1891 годом, были они весьма и весьма далеки от дружеских. Забота о благополучии Шерлока Холмса могла бы стать для нас точкой соприкосновения – но методы и цели наши кардинально отличались. Кроме того, я так и не смог простить ему молчание после швейцарской истории. В свою очередь, Майкрофт никак не мог смириться с тем местом, что я занимал в жизни его брата. В то же время, он (не вполне заслужено, надо признаться!) приписывал мне честь исцеления Холмса от тяги к кокаину. Возможно, именно это заставило его в итоге сменить гнев на милость – потому я и не спешил разубеждать его.
В конце концов, старший Холмс напрямую поинтересовался, к какому же решению пришел его брат. Крайне неохотно я вынужден был признать, что о вышеуказанном решении не могу сказать ровным счетом ничего, потому как Холмс не посвятил меня в него.
- Странно, я был уверен, что он расскажет, - заметил гость с усмешкой. – У Шерлока ведь, похоже, нет от вас тайн!
Оценить в полной мере двусмысленность этого замечания можно было только в свете рейхенбахских событий.
- Впрочем, поскольку дело не касается лично вас, Уотсон, он, возможно, не счел нужным…
С годами я несколько свыкся с тем, что Майкрофт рассматривает окружающих не как живых людей, а как марионеток, призванных исполнять отведенную им роль. Решительно, по сравнению со своим родственником нелюдимый зачастую Шерлок Холмс казался образчиком дружелюбия!
- Ваше участие в данном прожекте сводится к тому, чтобы оставаться здесь, на Бейкер-стрит – и таким образом заставить…хм, определенных людей… думать, что Шерлок тоже никуда не отлучался, - судя по всему, ему и в голову не приходило, что я могу отказаться выполнять его замысел.
Удар был нанесен. Я понял, что у Холмса появились дела, где мне нет места – не только из-за того, что я еще не вполне оправился после недавнего ранения, а и из-за того, что я напрочь лишен качеств, необходимых для успешной политической игры. У моего друга же в избытке было хитрости, изворотливости и умения плести сеть интриги.
Решительному напору старшего Холмса противостоять было весьма затруднительно – и, тем не менее, я решился.
– Мне все-таки кажется, что окончательное решение за нами… - боюсь лишь, что прозвучало это не так резко, как хотелось бы. Неожиданный поворот событий слишком огорчил меня. Если на одной чаше весов окажется дружеское расположение, а на другой – охотничий азарт … Разве трудно угадать, что в итоге выберет мой друг? Я тоже азартен, и приключения люблю… но больше всего меня пугало то, что меня не будет рядом с Холмсом, чтобы защитить его в случае опасности.
К сожалению, Макрофту не составило труда догадаться, о чем я думаю.
- Да ладно вам, доктор, не принимайте это так близко к сердцу, - усмехнулся он. - Просто эта работа… она не для вас, вот и все. Здесь дело в приоритетах.
– Вот как? И могу я узнать, чем же именно вам не подхожу?
- Можете считать меня гроссмейстером, которому надо любой ценой выиграть шахматную партию, - ответил он, открывая табакерку. – Каждый из игроков моей армии прежде всего является частью единого целого. Победа. Победа – вот что меня интересует. А потому каждая из моих пешек должна неукоснительно выполнять свой долг.
Я попытался было возмущенно вскинуться, но мне не предоставили такого шанса.
- Лучше всего у моего брата получается работать в полном одиночестве. Я слишком хорошо знаю, что его мало заботит собственная безопасность – а потому сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить его… как прежде это делали вы.
Да уж… во время нашей первой встречи после швейцарских событий говорил он далеко не столь любезным тоном…
- Видите ли, Уотсон, вы абсолютно не подходите мне по одной единственной, но очень веской причине. Вы слишком преданы моему брату. Похвальная черта, право, но… Если вам придется делать выбор между долгом и привязанностью – чтО вы выберете?
Я смотрел в эти внимательные, льдисто-серые глаза, так похожие на глаза моего друга – и все же абсолютно иные. Оба мы прекрасно понимали, что его последний вопрос был риторическим – я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить его брата. С удивлением я понял, что во взгляде старшего Холмса мелькнуло что-то, подозрительно напоминающее симпатию и даже уважение.
- Видите, Уотсон, именно это я имел в виду, когда говорил о приоритетах…
- МАЙКРОФТ!!!
Младший Холмс собственной персоной стоял в дверях… стоял, судя по всему, уже довольно давно. Он в упор смотрел на старшего брата – и чего только не было в его взгляде! Удивление, раздражение, злость… Отношения между ними стали, мягко говоря, натянутыми после того, как в июне Холмс отказался от пожалованного ему королем Эдвардом дворянского звания. Теперь же…
- Подслушивание чужих разговоров – не лучший способ получить информацию, - заметил Майкрофт холодно, поднимаясь и подходя к брату. – Я всего лишь имел в виду, что у Уотсона есть и другие обязательства, кроме как перед Богом и страной, дорогой Шерлок.
Холмс нерешительно покосился на меня, потом вновь обернулся к старшему брату. Последний же, дабы окончательно упрочить свои позиции, спросил напрямую, собирается ли детектив участвовать в предложенном им проекте. Детектив, впрочем, тоже был не промах, и, подхватив старшего брата под руку, увел его в неизвестном направлении, бросив на меня странный, не то насмешливый, не то сочувственный взгляд.
Следующие несколько часов я безуспешно мучился догадками и предположениями. Все крепнущая уверенность в том, что грядут перемены, хорошему настроению не способствовала.
Холмс, нервный и раздосадованный, вихрем ворвался в комнату, когда уже давно перевалило за полдень. Я был слишком взволнован для того, чтобы терпеливо ждать объяснений – потому решил сделать первый шаг.
- Ваш брат предложил вам работу в своем ведомстве… - это был не вопрос, а констатация факта.
- Потрясающая проницательность! – фыркнул он, нетерпеливо разрывая пакет с табаком. Изрядная порция последнего была пересыпана в персидскую туфлю, а затем мой друг принялся набивать трубку. Пальцы у него подрагивали – и вскоре ковер у его ног был усыпан табаком.
- И вы не приняли его предложение, - радость, прозвучавшую в моем голосе, я и не пытался скрыть.
Холмс замер на мгновенье, забыв и о трубке, и о горящей спичке в собственных пальцах – так он был удивлен.
- И как вы до этого додумались?
- Вы не рассказали мне об этом предложении. Если бы вы решились принять его – вы бы поставили меня в известность. После разговора с братом вы вернулись в плохом настроении. Кроме того, его визит сюда и наш с ним разговор вас вовсе не обрадовал. Из этого я делаю вывод, что вы отказались. Прими вы его предложение, вы бы вернулись домой в более миролюбивом настроении.
Я умолчал о том, уж виноватым он никак не выглядел – а всякий раз, когда Холмсу приходилось действовать, не считаясь со мной, вид у него был трогательно-покаянный…
- Вы абсолютно правы, мой друг! – наградой мне была быстрая, неимоверно теплая улыбка. – Абсолютно, целиком и полностью. Иногда вы воистину слишком проницательны, дорогой мой Уотсон…
Больше об этом деле в тот вечер не было сказано ни слова, тема была закрыта.
27 июля 1902.
Сегодня от Майкрофта пришло очередное письмо. Холмса не было дома весь день, а вернувшись, наконец, он наотрез отказался что-либо объяснять. Мне, впрочем, не составило труда догадаться, что старший брат продолжал настаивать – и мой детектив в очередной раз отказался. Почему? Польщу себе надеждой, предположив, что из-за того, что поручение Майкрофта по-прежнему касалось одного лишь Холмса, а не нас обоих. Нет, ни о каких сентиментальных чувствах речь не идет – просто мы оба слишком привыкли находиться рядом…
5 сентября 1902.
Только сегодня утром мы вернулись из Суффолка, где прекрасно отдохнули. Мне же, кроме того, выпал шанс познакомиться с крестной моего друга, а сам Холмс распутал не очень сложное, но увлекательное дело, связанное с собственным родовым поместьем.
Едва мы переступили порог дома на Бейкер-стрит, как прибыло послание от Майкрофта. В нем значилось, что вечером нас почтит своим визитом весьма знатная особа. Дело касается шантажа – и Холмс, разумеется, возьмется за него. К вопросам чести он относится крайне трепетно…
Итак, Майкрофт принял наши условия, и затянувшийся из-за моего ранения период бездействия подходит к концу. Надеюсь лишь, что новое дело принесет меньше неприятностей, нежели подстерегали нас в недавнем прошлом.
-fin-